Легенда о короле Лире (или Леире) и его дочерях возникла, вероятно, еще в древней Британии, до начала нашествия англосаксов (V—VI века), возможно, и до завоевания Британии римлянами (I век до н. э.). В первоначальном своем виде она была сагой британских кельтов. Еще до Уильяма Шекспираэту легенду не раз пересказывали на английском языке и в прозе, и в стихах. В начале 90-х годов XVI века на лондонской сцене была поставлена пьеса о короле Лире (кто автор этой пьесы, осталось неизвестным). Это бледное произведение, проникнутое духом христианского нравоучительства, наряду с несколькими пересказами легенды, послужило Шекспиру сюжетным материалом. Однако между этими источниками и трагедией Шекспира имеется глубокое различие. В трагедии Шекспира описан не простой случай дочерней неблагодарности, не просто «грех» Гонерильи и Реганы, как в дошекспировской пьесе. В несчастьях Лира обнаруживается подлинная сущность окружающей его среды, где каждый готов уничтожить другого. Недаром образы хищных зверей, как показывает анализ метафор и сравнений, встречаются в тексте «Короля Лира» чаще, чем в любой другой пьесе Шекспира. И прежде всего, для того чтобы придать событиям универсальность, чтобы показать, что дело идет не о частном случае, Шекспир как бы удвоил сюжет, рассказав параллельно с трагедией Лира о трагедии Глостера (сюжетные контуры этого параллельного действия Шекспир заимствовал из романа английского писателя и поэта XVI века Филиппа Сиднея «Аркадия»), Аналогичные события происходят под кровлями разных замков. Гонерилья, Регана, Эдмунд — это не единичные «злодеи». Автор дошекспировского «Короля Лира» написал нравоучительную семейную драму, Шекспир же создал трагедию, в которую вложил большое общественное содержание и в которой, пользуясь сюжетной канвой старинной легенды, обнажил лицо своей современности. Эпоха Шекспира, как мы знаем, была отмечена чудовищным обнищанием народных масс. В сцене бури Лир постигает всю глубину, весь ужас народного страдания, «Как я мало Думал об этом прежде!»—говорит он. В начале трагедии мы видим Лира в пышном королевском замке, Это гордый и своевольный деспот, который сравнивает сам себя в минуту гнева с разъяренным драконом. Он решил отказаться от власти, чтобы снять «ярмо забот с дряхлых плеч» и «предупредить всякий спор», который может возникнуть из-за наследства после его смерти. При этом Лир решил устроить своего рода состязание в излиянии чувств,. чтобы щедрей всего одарить ту из своих дочерей, которая любит его больше других. Но Лир ошибся. Он принял внешнее выражение чувства за само чувство. Это слепой человек, который не видит 'и не хочет видеть жизни и не знает даже собственных дочерей. Само это «состязание» — прихоть деспота, который с юных лет считает себя «венчанным богом» Королем и привык к своеволию. Под влиянием вспышки гневного раздражения он изгоняет Кента и Корделию. В начале трагедии каждый поступок Лира вызывает в нас чувство гневного негодования. Но вот Лир бродит по мрачной степи, впервые в жизни вспоминает о «бездомных, нагих горемыках». Это другой Лир, это Лир, начинающий прозревать. Он и в шуте увидел человека: «Иди вперед, дружок. Ты нищ, без крова» (акт III, сцена 3). Следуют сцены безумия Лира. Его безумие не является патологическим сумасшествием: это напор бурных чувств изнутри, потрясающих, как взрывы вулкана, все существо старого Лира. Нужно было горячо любить своих дочерей, чтобы так страстно вознегодовать на них. Меняется Лир — меняется и наше отношение к нему. Глядя на него, мы сначала чувствуем ненависть к этому беспутному деспоту; но, следуя за развитием драмы, все более примиряемся с ним, как с человеком и оканчиваем тем, что исполняемся негодованием и жгучею злобою уже не к нему, а за него и за целый мир — к тому дикому, нечеловеческому положению, которое может доводить до такого безумства даже людей, подобных Лиру. В народном творчестве серьезное часто перемежается с юмором, трагическое - с комическим. Так и в шекспировской пьесе рядом с Лиром стоит шут. Этот образ целиком создан Шекспиром.
Образ шута занимает большое место в творчестве Шекспира. Как известно, в ту эпоху среди челяди королевского двора и знатных вельмож непременно находился шут, обязанность которого заключалась в том, чтобы развлекать своих господ шутками и прибаутками. Положение он занимал самое жалкое: его не считали за человека, и хозяин, как и любой знатный гость в доме, мог издеваться над ним и оскорблять его. Да и сам он считал себя «отпетым»: из шутов не выходили в люди. С другой стороны, шутам разрешалось, в отличие от остальной челяди, говорить более вольно и смело. «Знатные господа иногда любят потешить себя правдой», — читаем у одного современника Шекспира. Впрочем, за излишнюю откровенность шуту грозило наказание. Шут и раньше был частым гостем на английской сцене, но он был только комическим персонажем. Шекспир сумел рассмотреть под пестрой одеждой шута большой ум и большое сердце. Как уже упоминалось, в «Короле Лире» мы встречаемся с излюбленной Шекспиром темой — прославлением верности. Наряду с Корделией, Кентом и Эдгаром, верным другом Лира является шут, который даже в бурю не покидает Лира. Шут занимает в общей картине трагедии важное место, причем в «Короле Лире» он наделен своеобразными чертами. Замечательно, что шут появляется только в тот момент, когда Лир впервые начинает видеть, что все вокруг него не совсем так, как он раньше предполагал. Когда же прозрение Лира достигает своего завершения, шут исчезает. Он как бы самовольно входит в пьесу и самовольно выходит из нее, резко выделяясь в галерее образов трагедии. Он порой смотрит на события со стороны, комментируя их и беря на себя функцию, отчасти близкую функции хора в античной трагедии. Этот спутник Лира воплощает народную мудрость. Он наблюдает жизнь, и ему давно известна горькая истина, которую Лир постигает лишь путем тяжелого страдания. Но шут не только созерцатель, он и сатирик. В одной из своих песенок шут говорит о том времени, когда из жизни исчезнет всякая мерзость и «когда сделается общей модой ходить ногами» («вся жизнь кругом неестественно вывернута», — хочет сказать шут). Даже среди шекспировских произведений «Король Лир» поражает величественной монументальностью. Действующие лица трагедии полны преизбытком мощи, подобно богатырям народных сказаний. Шекспир в «Короле Лире» особенно близок народному творчеству. Преувеличенность образов «Короля Лира» отнюдь не исключает их реализма, ибо эти образы являются не произвольными вымыслами, но обобщениями живых наблюдений. «Не понимают, — писал Горький про некоторых литераторов, — что подлинное искусство обладает правом преувеличивать, что Геркулесы, Прометеи, Дон-Кихоты, Фаусты — не «плоды фантазии», а вполне закономерное и необходимое поэтическое преувеличение реальных фактов». В отношении психологических характеристик в «Короле Лире» особенно рельефно выступает излюбленное Шекспиром противопоставление внешности и сущности человека. Корделия сначала кажется суховатой и черствой, что совсем не соответствует ее натуре, охарактеризованной в самом ее имени (от латинского cor, cordis — сердце). Злые сестры очень красивы. Имя «Гонерилья» происходит от имени «Венера», богиня красоты; имя «Регана» перекликается с латинским словом regina — королева (есть, по-видимому, что-то царственное в ее внешности). Эдмунд — красавец, в которого влюбляются Регана и Гонерилья, Старый Глостер, в начале трагедии беззаботный балагур, болтающий с Кентом об обстоятельствах рождения своего незаконного сына, становится в ходе описанных событий как бы другим человеком. Интересен образ Эдгара. Этот беспечный и доверчивый юноша в трудных испытаниях становится твердым и мудрым человеком. Он, несмотря на грозящую ему опасность, не покидает слепого отца в несчастье, становится его поводырем, а в конце трагедии, в поединке против предателя-брата, мстит за поруганную справедливость. Для понимания Эдмунда чрезвычайно важно его обращение к природе («Природа, ты моя богиня!..»). Это хаотическая, мрачная природа, населенная хищными зверями, образ дикой природы, часто встречающийся у современников Шекспира, — отражение общества, в котором разрушались феодальные связи и открывался простор хищной деятельности рыцарей эпохи первоначального накопления.
У каждого персонажа трагедии — свое лицо, своя индивидуальность. Кент, например, отнюдь не резонер, не абстрактное воплощение добродетели — у него тоже есть свой самобытный характер. С какой горячей торопливостью бросается он исполнять поручение Лира («Я глаз не сомкну, милорд, пока не передам вашего письма»), так что шут даже острит по его адресу («Если бы мозги у человека были в пятках, не грозили бы его уму мозоли?»). С какой яростью бранит он в лицо ненавистного Освальда!. Содержательны и эпизодические образы. Слуга, обнаживший во имя справедливости (в сцене ослепления Глостера) меч против герцога Корнуэльского. Придворный сплетник Куран (акт II, сцена 1) так торопится сообщить новости, что бегает, а не ходит. Офицер Эдмунда (акт V, сцена 3), который берется исполнять преступный приказ своего господина, произносит всего две реплики. «Да, я берусь», — отвечает он Эдмунду, а затем: «Я не вожу телег, не ем овса» — и сразу же раскрывается природа этого головореза. В «Короле Лире», одной из самых горьких своих трагедий, Шекспир нарисовал картину противоречий, жестокости, несправедливости окружающего его общества. Выхода он не указал и, как человек своего времени, человек XVI века, не мог указать. Его заслуга заключается в том, что он создал эту яркую картину, в которой, как в зеркале, отразил свою современность. Впрочем, сильно ли изменился мир с тех пор?