24 * читать внимательно то что ниже, там еще есть!!! 28 Одно и тоже Панорама жизни и роман как энциклопедия))) + лекции Поборчей
«Сон в Красном тереме» -- это своего рода роман-энциклопедия. Среди персонажей члены царствующего дома, чиновники, представители дворянства, слуги, монахи, торговцы, крестьяне; представлены все сословия старого китайского общества. В романе подробно описаны официальные церемонии, стиль общения высшего общества, подробно описаны архитектура, правила разведения цветов и посадки деревьев, медицина, астрология, музыкально-песенный жанр, народные выступления, с разных сторон отражена жизнь китайской элиты цинского общества.
Автор описывает нравы и взаимоотношения на многочисленных представителей правящих домов, четырёх семей -- Цзя, Ши, Ван, Сюе, большая часть которого состоит в основном из молодых женщин.
В романе «Сон в Красном тереме» более 700 персонажей, среди которых не менее ста весьма типичных. Цао Сюецинь тонко понимал сложную, чувствительную натуру женщин, особенно молодых. С сочувствием относясь к их надеждам и жажде любви, автор отражал богатство и разнообразие человеческих чувств, изобличал ограничения и предрассудки общества. Писатель создал художественные образы, наделенные огромной жизненной силой. В романе много места уделено свадьбам. Об этом историк Хань сказала так:
«Типичные описания истории свадеб в романе --- свадьба девушки Баочай и свадьба девушки Таньчунь. Баочай вышла замуж, чтобы принести всей семье радость, так как ее брат Баоюй был заболен. Теперь тоже можно услышать подобные истории».
В книге подробно описан традиционный в народе обычай запуска воздушных змей, его еще называли «выпустить злого духа». После запуска бумажного змея, нужно было срезать нитку, чтобы змей улетел. Если бумажный змей попадал в какой-то другой двор, то хозяину или членам его семьи нужно было быстренько выжечь дыру в бумажном змее и выбросить его.
В романе много эпизодов обычного общения, когда люди собирались вместе, чтобы поговорить за рюмкой водки или чашечкой чая. Очень подробно описано, как заваривали и пили чай.
Роман Цао Сюэциня имел несколько названий, каждое из которых, связанное с его содержанием, глубоко символично. Первоначальное название "Записки о камне" (или "История камня") обозначено уже в первой главе. Один из аллегорических героев даос Кункун находит таинственный камень с записью истории его жизни. Здесь же говорится, что "записки" называются записками "Чувствительного монаха" (Цинсэн) и "Повествованием о Драгоценном Зерцале Ветра и Луны" (или о "Драгоценном Зерцале любви"). Первое название, вероятно, намекает на историю героя романа (принявшего монашеский постриг), а второе - в иносказательной форме воспроизводит содержание произведения, в котором рассказывается о "ветре и луне", то есть о любовных ("чувствительных") взаимоотношениях героев - их страстях, как бы отраженных в загадочном "Драгоценном Зерцале". Именно эти "Записки о камне" автор пять раз "добавлял и сокращал". Он назвал свой роман еще "Историей двенадцати головных шпилек Цзиньлина" (Цзиньлин - Золотой Холм, образное название Нанкина), которая намекает на двенадцать героинь произведения. Образ "двенадцати шпилек" идет от древности и встречается у многих поэтов (например, у знаменитого Бо Цзюйи) как образ мира женщин. Существует еще одно название романа: "Судьба Золота и Яшмы", где под этими образами подразумеваются главные герои (имя Баоюя и есть "Драгоценная Яшма"). Но самое распространенное название- "Сон в красном тереме" ("Хунлоумэн"), которое также встречается в самом тексте (в его пятой главе) как название песни, которую слышит герой во сне, когда попадает в волшебную страну Грез. Кстати, в этом эпизоде можно увидеть и образ "Драгоценного Зерцала", способного высветить потаенные уголки человеческой души, и образ "ветра и луны" как метафору человеческих чувств.
Полисемичность, многосмысленность иероглифов "хун", "лоу" и "мэн" позволяет воспринять их сочетание как "сон морок в высоком чертоге" и как "грезы прозрения в потаенной женской обители", причем "мэн" внушает нам образ какого то чудовищно длительного сна, который спустился на героев повествования и в котором они как бы пребывают, продолжая одновременно свое деятельное существование в реальной жизни.
Читатель, конечно, заметил, что сюжет романа довольно прост, что в нем в общем то отсутствует развлекательное, авантюрное начало, свойственное старым средневековым романам. В "Сне…" рассказывается история (причем довольно ограниченная по времени) двух богатых аристократических домов (Жунго и Нинго), принадлежащих роду Цзя. В одном из них живет молодой герой Цзя Баоюй, вокруг которого в значительной степени строится сюжетное действие. Герой постоянно находится в обществе женщин, и большинство коллизий в романе связано именно с женщинами. Среди них выделяются глава рода и бабушка Баоюя - старая госпожа Цзя, его мать - госпожа Ван, более молодые обитательницы внутренних покоев: жена двоюродного брата Ван Сифэн (она же Фэнцзе), его двоюродные сестры Сюэ Баочай и Линь Дайюй и другие. Постоянно действует в повествовании отец Баоюя - Цзя Чжэн, дядя Цзя Шэ, двоюродный брат Цзя Лянь, родственники из семьи Нинго. Помимо них в отдельных эпизодах романа выступает несметная толпа действующих лиц. Из нее выделяются близкие и симпатичные автору двенадцать женских персонажей, "Двенадцать головных шпилек", жизнь и поступки которых определяют, можно сказать, содержание романа.
25сюжетно композиционная основа романа
Сюжет произведения распадается как бы на несколько частей. Отчетливо выделяется первая глава - своего рода аллегорический пролог. Подобный иносказательный пролог довольно часто встречался в предшествующей китайской прозе. В нем, как и здесь, нередко содержались важная метафора, аллегория, раскрывающиеся в последующем тексте. То есть пролог играл важную, исполненную особого смысла роль некоей иносказательной прелюдии. Далее, со второй по восемнадцатую главы писатель посвятил изображению быта дома Жунго, дал в них характеристику основных героев. В последующих главах (с девятнадцатой но сорок первую) он показал зарождение чувств между главными героями и появление первых конфликтов, в последующих тридцати главах (с сорок второй по семидесятую) изображены сложные взаимоотношения в обоих Домах. В последней части "оригинального варианта" (каковым считаются первые восемьдесят глав романа) автор, продолжив нить предшествующего повествования, сделал заметные намеки на будущее падение семьи. На восьмидесятой главе писатель оборвал повествование, вместе с ним прервались и комментарии к нему литератора Чжияньчжая, в котором иные исследователи склонны видеть соавтора Цао. Не вызывает сомнения, что сделать множество тонких, глубоких замечаний и намеков об авторе и его произведении, добавить ряд штрихов к творческому портрету писателя мог только хорошо с ним знакомый человек, бывший в курсе его жизненных обстоятельств.
В основной части романа не происходит каких то исключительных событий, ведущих к резким сюжетным поворотам в повествовании. Действие течет, как огромная река, неторопливо и мерно, лишь отдельные всплески свидетельствуют о том, что где то под поверхностью скрываются подводные камни и коварные отмели. Однако уже в этой части романа завязываются сюжетные узлы, способствующие ускорению движения сюжетного материала, намечаются очертания последующих коллизий, здесь лишь намеченных и пока еще плохо видимых. Такими сюжетными узлами, к примеру, являются приезд в дом Цзя двоюродной сестры героя Линь Дайюй, а также другой сестры - Баочай (впоследствии ставшей его женой). К ним можно отнести визит "государевой жены" Юаньчунь и другие эпизоды (например, свершение важных ритуалов: похороны Цинь Кэцин и др.), имеющие большой символический смысл. В последних главах основного варианта узловыми эпизодами являются также ночное пиршество в доме Цзя, которое происходит в атмосфере предчувствия грядущей беды; обыск в доме в связи с пропажей мешочка для благовоний, а также скандал в доме Нинго. Одним из главных сюжетных узлов надо считать конфликт Баоюя с отцом. Все эти узловые эпизоды должны были определить последующее развитие событий, но писатель остановился как бы на полпути, словно сомневаясь, что ему делать дальше.
Факт незавершенности романа давно привлекает внимание китайских читателей и литературоведов. Известно, что в конце правления Цяньлуна появился на свет "полный" вариант "Сна…", насчитывающий сто двадцать глав. Он получил широкое распространение, так как представлял произведение с законченным сюжетом. Авторами сорокаглавного продолжения называют литераторов Чэн Вэйюаня (1745-1820) и Гао Э (1738-1815). Оба они, собрав множество рукописных вариантов "Сна…", "усекали длинное и дополняли укороченное, чтобы добиться законченной полноты книги", самостоятельно и по наброскам Цао в короткое время завершили повествование. Чэн, будучи издателем коммерсантом, предоставил средства для печатания "полного варианта" романа и рассказал о работе над ним в предисловии к изданию.
Чэн и Гао решили сюжетную загадку по своему. Они построили конфликт вокруг Баоюя. Родня молодого человека втайне от него (герой в это время был болен и находился чуть ли не в состоянии умопомрачения) обручила его с Баочай, более подходящей на роль супруги. Болезненная Дайюй, не будучи в состоянии пережить удар, умирает. Обманутый родственниками Баоюй вынужден покориться воле родителей. Он даже вступает на ученую стезю и получает степень цзюйжэня, которая открывает перед ним карьеру. Однако юноша неожиданно меняет планы и уходит куда то вместе с бродячим монахом. Дальнейшая судьба героя неизвестна, сюжетная линия на этом обрывается. Так заканчивается роман в варианте Чэна - Гао. Можно заметить, что литераторы соблюли логику развития событий, хотя и сочинили концовку сами.
Такова изложенная пунктиром сюжетная схема произведения. И все же о чем повествует роман? Только ли о Баоюе и его несчастной любви, или он рассказывает о чем то ином - ведь в книге так много действующих лиц и так сложно переплетаются в ней человеческие судьбы! На протяжении почти двух столетий вокруг "идеи" повествования, его "главной темы" идет непрерывный спор. Одни называют "Сон…" любовным романом, другие бытоописательным или семейным, третьи - романом социальным и даже политическим. Содержание романа и специфика его художественного повествования дают повод для таких разных толкований. Он и вправду весьма многолик как в смысловом, так и в художественном отношении, писатель живописует нравы современного ему общества, показывает духовную атмосферу эпохи и жизнь, какую видел он вокруг себя. Поэтому "Сон…" можно назвать нравоописательным произведением. Лу Синь в свое время определил его как повествование о "человеческих нравах" ("жэньцин сяошо").
Роман Цао Сюэциня как образец нравоописательной литературы возник не на пустом месте. Превосходные картины быта запечатлены в героико-авантюрном романе "Речные заводи" и даже в волшебном романе "Путешествие на Запад", однако законы жанра ограничивали возможности их авторов широко и полно изобразить нравы эпохи. В XVI - XVII веках китайская проза обратилась к изображению обычной жизни людей. Нравоописательное повествование вышло на одно из центральных мест в литературе. Появились, например, превосходные повести Фэн Мэнлуна и Лин Мэнчу (вошедшие в сборник "Троесловие" и другие), произведения других авторов, в которых подробно изображался быт эпохи. Возникли и произведения крупной формы - романы. Едва ли не самым знаменитым из них явился роман анонимного автора "Цзинь, Пин, Мэй" (в русском переводе: "Цветы сливы в золотой вазе"), в котором с большими подробностями изображалась жизнь обывателей горожан, ее повседневность, бытовой конфликт. Близким ему по духу был роман XVII века "Брачные узы, мир пробуждающие", или "Подстилка из плоти" Ли Юя. Каждый из этих романов описывал нравы по своему, но характерны для них приземленные сюжеты, дегероизированные персонажи. В этой прозе в силу ее специфики накапливались и развивались реалистические тенденции изображения действительности, каковые воспринял и развил автор "Сна в красном тереме". Его произведение вобрало в себя все художественные особенности нравоописательного жанра. 24 продолжение))))
Действие романа протекает в довольно замкнутом мире одного родственного клана, напоминающем условное фолкнеровское пространство Йокнапатофы. В этом отношении "Сон…" отличается и от "Цзинь, Пин, Мэй" и от "Брачных уз…", где действие происходит в разных городах, на периферии и при дворе. Мир Большой Семьи очень ограничен и условен, однако это - слепок реального бытия, поэтому в условности нет ничего загадочного, через нее отчетливо видны очертания реальной жизни и нравов. Дом Цзя (а вместе с ним семей Сюэ, Ван, Ши, Чжэнь, о которых также идет речь в романе и которые связаны родственными узами с кланом Цзя) - это мир поместной аристократии, и в этом отношении он отличается от мира торгаша нувориша Симынь Цина (из романа "Цзинь, Пин, Мэй") или героев "Брачных уз…", где действие происходит в среде чиновничества. В доме Цзя все более респектабельно, чинно, величественно, ибо здесь огромную роль играет особый, аристократический этикет, которому неукоснительно следует каждый член Семьи. Другое дело, что в действительности респектабельность в значительной мере оказывается иллюзорной и показной, а пышная этикетность оказывается фальшивой. Противоречивость внешнего облика Дома и содержания его жизни (его нравов) весьма ощутима в романе.
Величие рода Цзя объясняется его высоким социальным положением в маньчжуро-китайском обществе. Несомненно, писатель в большой мере отразил былое величие и знатность своей собственной семьи, клана Цао, близкого двору. В романе отец героя Цзя Чжэн является высокопоставленным чиновником двора. Видное место в чиновном мире занимает его родной брат Цзя Шэ. Представитель дома Нинго - Цзя Цзин имеет потомственный титул генерала и т. д. Но определяет высокое положение Семьи прежде всего то, что дочь Цзя Чжэна является "государевой женой" (вернее, "драгоценной наложницей" - гуйфэй). Поэтому в романе неоднократно говорится о "милостях монарха" по отношению к дому Цзя, а члены семьи на короткой ноге не только с вельможами двора, но даже с императорской родней (напомним о "высоких знакомствах" самого писателя). В романе нигде не говорится о национальной принадлежности Большой Семьи, но она, несомненно, была тесно связана с маньчжурской элитой, даже будучи китайского происхождения (как и семья писателя). Такое умолчание таит в себе своеобразную смысловую аллюзию.
Быт и нравы Большой Семьи писатель изобразил подробно и тщательно. Несомненно, внешнему облику аристократического рода, его внутренней жизни писатель придавал особое значение. Бросается в глаза подчеркнутая ритуальная помпезность и показная торжественность семейного бытия, носящая почти театральный характер. Читатель видит самые разнообразные семейные ритуалы: торжественные молебны в родовом храме, роскошные пиршества по случаю важных событий, великолепные выходы "в свет" - в гости, ко двору. Пышно и торжественно обставляются даже обычные дела и занятия: застолья и чаепития, стихотворческие собрания, театральные представления, разнообразные игрища. Все они составляют неотъемлемую часть быта Семьи, в них принимают участие все члены рода. Автор подробно перечисляет их, тщательно воспроизводит все их поступки, вплоть до мельчайших действий и жестов, называет предметы и аксессуары, которые используются в семейных церемониях - молебнах, похоронах и проч. Картины блистательного бытия аристократического клана в их торжественном великолепии как бы подчеркивают вечное могущество и всесилие Семьи. Кажется, что Цао изображает этот блистательный мир с чувством восхищения.
Впрочем, истинное отношение писателя ко всему этому блеску проявляется не сразу. Наблюдая поведение и поступки членов семьи, постигая их характеры, образ мыслей, их жизненные устремления, мы мало помалу начинаем понимать, сколь далек автор от восхищения нравами Дома, от идеализации его порядков. Цао настроен к ним по меньшей мере скептически или иронически, хотя ко многим обитателям он испытывает сочувствие и симпатию. Действительно, в блистательной величественности Семьи чувствуется какая то неустойчивость и искусственность, в ней как бы заложена изначальная конфликтность, которая расшатывает ее устои. Эта конфликтность проявляется во взаимоотношениях между старшими и младшими, между мужской и женской половинами дома, между хозяевами и слугами, между внешними силами (порой недостаточно ясными) и представителями рода Цзя и т. д. За конфуцианской благопристойностью и величественной этикетностью часто скрываются самые прозаические чувства и устремления: зависть и злоба, лицемерие и подлость, обычная человеческая глупость. Между обитателями Дома то и дело происходят трения, вспыхивают скандалы, тут и там рождаются слухи и сплетни. Как утверждает автор, многие члены этого аристократического клана "обнаруживают лошадиные копыта", "являют свое безобразие", то есть показывают свое настоящее лицо.
Один из филологов XIX века Ван Силянь, оставивший любопытные комментарии к роману, писал, что в человеческой жизни особое значение имеют четыре качества или состояния: счастье (фу), долголетие (шоу), талант (цай) и добродетель (дэ). Лишь они де определяют подлинное достоинство личности. По мнению комментатора, этими качествами из героев романа обладает лишь один человек: старая госпожа Цзя. Вот как литератор характеризует качества других персонажей. У Цзя Цзина и Цзя Шэ нет ни добродетели, ни таланта; Цзя Чжэн обладает добродетелью, но лишен таланта; у Цзя Ляня сызмальства был талант, но не было добродетели, а у Цзя Чжэня не было ни того ни другого и т. д. Напомним, что эти представители мужской половины дома Цзя определяли нравственный климат и интеллектуальный уровень в семье.
Что ж, оценки Ван Силяня весьма реалистичны: читатель видит, что, например, отец героя Цзя Чжэн - личность посредственная и серая, это сухарь и педант, подчинивший собственную жизнь ритуалу домостроя, который он чтит и оберегает. Поэтому у него и возникают конфликты с сыном, в котором он видит возмутителя порядков, нарушающего традиционный ход бытия. Или Цзя Шэ, его брат, личность такая же недалекая, к тому же человек малопорядочный и распутный. Копией отца является его отпрыск - лживый и развратный Цзя Лянь (муж Фэнцзе). Этот перечень можно было продолжить. Психологические характеристики этих и других героев, отраженные не столько в прямых оценках автора, сколько, прежде всего, в поступках этих людей, показывают подлинное отношение писателя к тому укладу жизни, которого держатся эти люди.
Атмосфера дисгармонии царит среди молодого поколения. Представителей его в романе очень много - это дети от многочисленных жен и наложниц, кузены и кузины, родственники и родственницы (вроде Дайюй и Баочай). Их положение в семье различно и далеко не равноправно, что не может не сказаться на общем климате Большой Семьи. Например, у Цзя Чжэна, кроме Баоюя, есть еще дети от других жен и наложниц (сын Цзя Хуань от наложницы Чжао и т. д.). Их место в семье иное, нежели то, которое занимает Баоюй - наследник родовых традиций. Неудивительно, что Цзя Хуань завидует брату, ненавидит его, старается всячески ему досадить. То и дело возникают ссоры и свары между матерями детей (Ван и Чжао). Так, Чжао и ее отпрыск, движимые злобным, мстительным чувством, стараются извести Баоюя, что превосходно показал автор в сцене ворожбы.

26 типология образов В романе Цао Сюэ-циня более четырехсот действующих лиц, это представители самых разных слоев общества, общественных групп. Но сюжет организуется вокруг нескольких центральных героев. Подобная структура романа, стройная композиция, четкое развитие сюжетной линии отличают «Сон в красном тереме» от раннего китайского романа, с недостаточно прочной связью отдельных эпизодов. Несмотря на во многом символическую основу романа, автор придавал очень большое значение жизненному правдоподобию описываемых событий, стараясь как-то индивидуализировать своих героев, в ряде мест «Сна в красном тереме» содержатся критические высказывания о пресловутых «романах о красавицах и талантливых юношах», в которых «на тысячу песен один лишь мотив, у сотни героев похожие лица».
Подробно выписанные портреты персонажей дополняются детальным описанием их одежды, украшений, их комнат и вещей. Полное описание дается не сразу, а постепенно, дополняется новыми шрихами и деталями (таково, например, описание внешности Бао-юя в третьей главе романа, дополняющееся в последующих главах). Таким же способом описывается и дворец Жунго (сначала — краткое описание, затем дополнительные детали, подмеченные Линь Дай-юй, Бао-чай и другими персонажами, впервые попадающими туда). Описывая дворец Жунго таким, каким его видит деревенская старуха Лю, Цао Сюэ-цинь использует метод остранения: старуха никогда раньше не видела зеркала и испугалась, решив, что навстречу ей идет ее покойная мать. У нее начинает рябить в глазах от яркости красок, от обилия драгоценностей в комнате Бао-юя, куда она нечаянно забрела. Далеко не так безобидно, как может показаться, ее изумление при виде изысканных яств, поданных на стол: «Тех денег, которые истрачены на одно это угощение, у нас в деревне хватило бы на целый год!» — говорит она. Увидев шелк, которым собираются заклеить окна в комнате госпожи, Лю восклицает: «Нам в голову не пришло бы шить даже платья из такого шелка! Неужели вам не жалко заклеивать им окна?» На это хозяйка дворца удивленно отвечает: «А что с ним делать? Ведь платья из него получаются некрасивые!»
Этот диалог достаточно выразительно показывает пропасть между жизнью деревенской старухи и владелицы дворца Жунго. Лю — не просто комическая фигура, она важное связующее звено между кланом Цзя и деревенскими жителями. Она олицетворение здравого смысла. Бао-юй, которого притягивает ее простота и естественность, охотно слушает рассказываемые ею нехитрые истории, однако ищет в них скрытый смысл.
И структура «Сна в красном тереме», и психологическая мотивированность поступков персонажей, превосходные стихи, органически входящие в текст романа, отточенный язык, в основе которого лежит пекинский диалект, — все это составляет художественные достоинства романа Цао Сюэ-циня, одного из шедевров не только китайской, но и мировой литературы.

«Сон в красном тереме» породил многочисленные подражания и продолжения, начавшие появляться с конца XVIII в. и выходившие на протяжении XIX в., — романы любовные с налетом эротики. В большинстве своем эти произведения похожи друг на друга в первую очередь тем, что они завершаются счастливым концом: Бао-юй женится на Линь Дай-юй и делает чиновничью карьеру. Эпигоны Цао Сюэ-циня проповедовали преданность государю, почтительность к старшим, теорию «воздаяния за добро и наказания за зло». Острота конфликта, лежащего в основе романа Цао Сюэ-циня, снималась.
Цзя Баоюй - главный герой повествования и как характер довольно сложен и противоречив. Именно с ним связан образ чудесного Камня, изображенного в первой главе, что и определяет основную линию сюжета. В самом Баоюе, в его взаимоотношениях с другими персонажами наиболее отчетливо выражена идея конфликтности, которую старался подчеркнуть в романе писатель. Как наследник и продолжатель родовых традиций, юноша должен охранять и почитать законы клана, поддерживать сложившиеся порядки. Но по образу его мыслей и по поступкам его видно, сколь далек он от этой роли. Интуитивно (или вполне осознанно) герой старается отдалиться от семейных домостроевских порядков, ему претят идеалы и интересы многих членов Большой Семьи. Это его самоотторжение от привычного образа жизни, неосознанное стремление к самоутверждению чувствуют его родители и другие члены клана. Отчуждение героя проявляется в необычности и даже странности его поведения, в необычных его симпатиях и пристрастиях, что обостряет конфликты Баоюя со старшими. Например, отношение его к ученью и чиновной карьере, которым аристократическая семья придает особо важное значение. Автор показывает, что Баоюй не желает учиться вовсе не из за природной неспособности или лени (напротив, читатель видит необыкновенную одаренность юноши и его начитанность, которую он демонстрирует в сценах, описывающих поэтические игры), но прежде всего по внутренней убежденности в ненужности и бессмысленности этого занятия, из за нежелания поступать по предписаниям старших. Таковы же его взаимоотношения с людьми, не вполне понятные многим по конформистски мыслящим обитателям дома Цзя. Ссоры с отцом возникают из за его "сомнительных" знакомств с актерами (то есть низкими людьми), его слишком вольных взаимоотношений со служанками. Его неожиданное монашество на самом деле не кажется столь странным (герой несколько раз намекает на желание уйти из семьи), и концовка романа поэтому представляется достаточно логичной. Поступок этот - проявление внутренней неудовлетворенности героя жизнью и окружением; его дружба с Дайюй и стремительно развивающаяся любовь - это также форма самоутверждения, своеобразного протеста против семейных порядков.
Значительная часть сюжетного действия происходит в женском кругу Большой Семьи. Сад Роскошных зрелищ, где в основном действуют герои, - это прежде всего мир женщин, своеобразный дамский Эдем. Жизнь Баоюя также протекает на женской половине дома, и сам он как образ отчетливо феминизирован. (Любопытно заметить, что театральный и кинематографический образ Баоюя часто создается женщинами.) Этот акцент, конечно, не случаен. Прежде всего, это дань писателя феминистским, гуманистическим идеалам, которые сложились в литературе еще до написания романа. "Сон…" продолжил и заострил эту феминистскую линию в литературе и значительно развил ее дальше, оказал влияние на последующее углубление феминистских тенденций. Подтверждением этого являются многочисленные "продолжения" романа, в которых развивается "женская тема", а также и самостоятельные произведения (роман XIX века "Цветы в зеркале", где эта тема является едва ли не главной).
Женские образы в романе разнообразны и содержательны. Доброжелательно, даже с симпатией изображает писатель старую госпожу Цзя, ее естественность и доброту. Сметлива и деловита Фэнцзе, обаятельна сирота Дайюй, автор находит оправдание излишней ее чувствительности и вспыльчивости. Выделяется обхождением с людьми и рассудительностью Баочай. Самоотверженность - заметная черта служанки Сижэнь. Сестры Баоюя начитанны, отмечены печатью высокой духовности и благородства. Все это говорит о весьма возвышенном понимании женщины в жизни общества. Характерно, что параллелью таким возвышенным описаниям нередко являются иронические, а порой уничижительные характеристики мужчин (невежественность, огрубелость чувств и т. п.). Однако писатель далек от слепой идеализации женского мира. В женских образах также отражается глубокая конфликтность жизни Большой Семьи, которая заложена и в поведении мужчин. Вспомним характеристики комментатора Ван Силяня. Не менее иронически он относится и к женским персонажам романа. Так, у госпожи Ван, матери Баоюя, есть вроде бы добродетели, но они "не настоящие", так как эта женщина лишена своего мнения и крайне подозрительна. Что касается ее талантов, то они самые ординарные. А вот оценка Фэнцзе: у нее нет добродетелей, поэтому она талантлива, однако же "талант ее ложный". Ван Силянь считает, что у Дайюй "ноле души очень узкое", а сама она находится во власти "безрассудных чувств", а потому ее добродетели "на самом деле являются призрачными". Действительно, женские персонажи таят в себе большие нравственные изъяны. Например, у той же Фэнцзе решительность переходит во властность и непомерное честолюбие, а услужливость граничит с лицемерием. Она может быть не только хитра, но коварна и жестока (за промашку служанки она дает ей двадцать батогов и обещает "переломать кости"). Именно она является инициатором "большого обмана" Баоюя. Есть и просто омерзительные типы женщин (некая госпожа Цзиньгуй - жена Сюэ Паня). Важное место в сюжете романа занимают образы Линь Дайюй и Сюэ Баочай. Являясь антиподами по положению в семье, характеру, интеллекту и проявлению чувств, они своим поведением и образом мыслей выражают и подчеркивают противоречивость мира семьи Цзя.
Многие страницы романа посвящены жизни обитателей "нижних этажей" красного терема. Это многочисленные слуги, прислужницы, приживалы и приживалки, мамки и кормилицы, монахини и прочие. Хотя они и находятся на периферии основного сюжетного действия, однако их присутствие существенно обогащает картину нравов и является безусловной заслугой писателя. По существу впервые в прозе предстает художественное изображение большой социальной группы людей со своей жизнью и интересами. Палитра художника являет здесь великое многообразие красок. Одних показывает он с несомненной симпатией, других с сарказмом, третьих явно осуждает или презирает, в любом случае подчеркивает униженность существования этих людей, их забитость и беззащитность, но вместе с тем и возвышенность души у многих из них. Убедительны сцены чудовищных несправедливостей, чинимых в отношении челядинов, страшна заурядность жестокого обращения "высших" с "низшими", в которой изобличена ущербность блистательного мира Семьи. Но и симпатизируя многим "низшим", автор не стремится к тому, чтобы у читателя сложилась некая идиллическая картина их поведения. Они не только жертвы, но подчас и соучастники зла, которое творится хозяевами. Они поражены теми же недугами, теми же пороками. Многие из них с ожесточением грызутся между собой за выгодное положение в доме, стремясь приблизиться к тому или иному хозяину, урвать кусок пожирнее. Слуги, приживалы, нахлебники подсиживают друг друга, нашептывают один на другого, ставят ловушки. Неприглядная картина нравов среди челяди подчеркивает нестабильность внутренних устоев дома Цзя.

Распад семьи происходит прежде всего из за внутренних противоречий, которые ее разъедают, что убедительно показал автор. Однако падение Дома происходит и под влиянием внешних обстоятельств. Писатель, конечно, вспомнил драматические события, случившиеся в его собственной семье. Он показал эти "внешние факторы" как бы вскользь, но они вполне ощутимы. В одной из глав, например, говорится об убийстве, в котором оказывается замешанным один из членов семьи. Другой герой обвиняется в хищении казенных денег. Возникают неприятности в семье Чжэнь, которая связана с кланом Цзя тесными узами. Все эти "внешние обстоятельства" болезненно отражаются на общей атмосфере в доме, разрушают его благополучие. Роковую роль сыграл обыск в Доме по распоряжению двора, о чем говорится в последней части романа. Чэн и Гао, конечно, сознательно включили этот и другие эпизоды, - не только потому, что знали историю семьи Цао, но и потому, что хотели логически увязать содержание первой части с концовкой, подчеркнуть конфликтность романа, который пронизан ощущением грядущей драмы.
Предчувствие драматических событий в многочисленных намеках и иносказаниях заостряет идею предопределенности трагического финала. Эту особенность романа заметили еще современники писателя, в частности загадочный Чжияньчжай. Так, к примеру, наполнен особым смыслом эпизод приезда в дом Цзя старшей дочери, государевой супруги. В ее честь устраиваются пышное пиршество и театральное представление. Однако содержание пьес ("Судьба бессмертного", "Отлетевшая душа") содержит намек на печальные события - кончину гуйфэй и грядущий закат семьи. В радостном событии таится предчувствие горестного финала. Вот почему вся сцена встречи дочери с отцом, а также с родственниками проникнута тоскливым чувством. Символичен эпизод "рокового" сна Цинь Кэцин, которой уготована скорбная судьба. Иносказательным смыслом наполнены встречающиеся в этой сцене фразеологизмы намеки: "Выше поднимешься - больнее падать", "Даже самый роскошный пир не может длиться вечно", "Когда дерево падает, обезьяны разбегаются". Та же героиня приходит к мысли, что благополучие длится лишь мгновенье. Символичен также эпизод смерти Цзя Жуя, которому перед кончиной видится скелет. Вообще говоря, смерти в романе (например, самоубийства, а также другие события драматического характера: исчезновения из дома, уход в монастырь и пр.) - это не просто обычные факты; в контексте всего повествования они наполнены глубоким потаенным смыслом.
Изображение нравов составляет, так сказать, внешний, видимый пласт авторского повествования. Более сложным для понимания является его внутренний пласт - тот уровень, на котором формируется глубокий философский подтекст. Он неотделим от сложной символики романа, его метафоричности, которая проявляется в разного рода иносказаниях и символах. Без этого внутреннего пласта роман Цао остался бы одним из обычных нравоописательных повествований. Именно этот слой наполняет его той философичностью, что отличает поистине крупное произведение литературы.
26 (возможно образы подразумевается символика) 27 Фантастические мотивы
Символика, насыщенность сложными образами определяют специфику художественной структуры этого произведения. Огромную роль символов и иносказаний читатель ощущает буквально с первой главы и до последней. Иносказательная ткань романа как бы соткана из традиционных религиозно философских представлений, характерных для общественной мысли той поры, и тех художественных образов, которые возникли в воображении писателя, что и породило сложность художественной структуры романа. Например, в первой главе читатель сталкивается со своеобразной "космической" символикой, которая сразу же создает особый философский настрой. Огромную символическую роль играет образ "Камня" (напомним, что роман поначалу назывался "Историей камня"), весьма многозначительный в истории китайской культуры. Еще в древней летописи "Цзочжуань" описывается камень, который "умел разговаривать" (вещий камень, разоблачавший ложь). Встречались и волшебные камни обереги (у Баоюя именно такой камень яшма) - знаки таинственных явлений. Образ "Камня" отразился в названии литературных произведений (сборники повестей XVII века: "Камень Склони голову", "Камень отрезвления"), где он имел иносказательный смысл, а также в именах литературных героев ("Строптивый" или "Упрямый камень" - так назвал себя герой романа Ли Юя "Подстилка из плоти", симптоматично, что именно с таким образом мы встречаемся в романе Цао: Баоюй и есть воплощение "строптивого камня"). Камень в романе играет некую космическую роль. Камень - это творение Небес, частица мироздания (ведь он является строительным материалом богини Нюйва, которая с помощью ему подобных "латает Небо"). Камень - это как бы часть бытия природы, причем именно одухотворенной, но не мертвой природы. В романе Камень действительно живое существо: он умеет разговаривать, он мыслит и чувствует. К нему обращаются как к "брату камню". Он рассказывает историю своей жизни, историю своих чувств. Камень - это сам человек, это - Баоюй, который носит камень на груди и как бы сам является его воплощением. Причастность Камня к Природе, наделенность его способностью ощущать, чувствовать и мыслить - это дань писателя даосским идеям о связи живой и неживой природы, взаимосвязи жизни и смерти, идеи вовлеченности Человека в орбиту вселенского бытия. Не случайно поэтому, что уже в первой главе появляется персонаж - "ищущий бессмертие" Праведник Пустоты (в тексте Кункун даожэнь, что значит Праведник Дважды Пустотный), который вступает с камнем в философский спор о смысле жизни. Символичен образ и колченогого блаженного даоса, который вместе с другим отшельником - буддийским монахом, как бы сопровождает героя в пути его жизни. Камень (и Баоюй) - это путник, бредущий по дороге жизни, пытающийся понять ее смысл.
Камень как творение Небес - это символ необычности, поэтому его судьба удивительна, а человек, воплощением которого он является, - не от мира сего. Необычные черты Баоюя писатель подчеркивает неоднократно, говоря и о его странном характере, и о противоречивости поведения, и о непредсказуемости поступков. Он поражает своей одаренностью и в то же время своим невежеством (неудивительно, что камень упоминается и как "невежественная тварь"), добротой и озлобленностью, робостью и необузданной смелостью. Но, пожалуй, больше всего он поражает неожиданностью проявления своих чувств. Писатель восхищается образом "чувствительного камня" - Человека - и в то же время относится к нему с явной иронией и немалой долей скептицизма. В этом видится противоречивый подход автора к Человеку, который появляется на свет, наделенный страстями, живет в кипении страстей и движется к жизненному финалу, испытывая все горести и радости жизни. Судьба камня и героя символична: она указывает на путь познания мира. Но она же и своего рода предупреждение, что путь познания - горестный путь ошибок. Окунувшись в мир страстей, Камень как бы теряет свою надмирную сущность и небесную одухотворенность, он становится "живой тварью", "вонючей кожаной сумой" - неким вместилищем страстей. В подобной характеристике Камня чувствуется влияние на писателя идей буддизма. Не случайно, характеризуя поступки Камня героя, писатель не раз подчеркивает, что он находится во власти "неразумных" страстей. Интересно, что символический образ сжимающейся кожаной сумы (своего рода шагреневой кожи) встречался в художественной литературе до "Сна…" (например, в упомянутом романе Ли Юя "Подстилка из плоти" ), где он заключал в себе буддийский подтекст. Сума - это внешняя оболочка, за которой скрывается человеческая сущность.
Отношение писателя к чувствам и страстям, во власти коих находится человек, как бы двойственное. Осуждает ли их писатель, как осуждает их правоверный адепт буддийской веры? Ведь он нередко называет их именно "неразумными" страстями. Для ортодоксального буддиста они действительно греховны и опасны, поскольку отдаляют человека от буддийской святости и астральной чистоты. Поэтому от них нужно как можно скорее избавиться, отряхнуться, как от пыли (образ "красной пыли" - земной юдоли часто встречается в романе; красный цвет - цвет "разбушевавшихся человеческих страстей", он играет символическую роль). У писателя нет такого строго буддийского понимания человеческих чувств. Поведение героев романа, и прежде всего главного героя, свидетельствует о том, что чувства для автора являются естественным проявлением внутреннего мира человека: его желаний, стремлений, эмоций. Находиться во власти чувств - это естественное состояние человека, это его духовный мир, его воздух, которым он дышит. Правда, писатель предупреждает, сколь печальны последствия полного подчинения страстям, ратует за умеренное проявление чувств, но и не слишком осуждает того же Баоюя или Дайюй за безудержность в поступках, за стремление освободить свое "я" от каменных оков домостроя. Неудивительно, что изображение чувств, кипение страстей в романе иные радетели чистоты и строгости нравов воспринимали как проявление безнравственности автора, а книгу его называли "иньшу", то есть "развратной", причисляя ее к разряду прозы "сэцин" (эротической).
Большое место в романе занимает образ Страны Грез - некоего ино мира, мира иллюзий. В китайском тексте он назван Великой Пустотой (сюйкун). В этот мир в результате своих космических и жизненных блужданий попадает "строптивый камень", там же, в сфере грез, оказывается и герой. Этот образ возникает перед нами и в конце романа. Образ Пустоты (Пустотности) весьма сложен и связан как с даосскими, так и с буддийскими представлениями о мире как о некоей вселенской пустоте, в которой живет и развивается все сущее. Несколько упрощая объяснение, можно сказать, что Пустота - это особый вид бытия, в котором пребывает "живая тварь" (в том числе и человек), как бы отдаленная от своей мирской оболочки. В этой Пустотности человек постигает Истину. В даосизме это достижение небожительства, в буддизме - особое состояние святости, нирвана. Пустота - это некая надмирная обитель, где человек гармонически сливается с высшей Идеей и прозревает. В эти своеобразные сферы радости и счастья попадает во сне Баоюй (пятая глава романа), он испытывает несказанное блаженство (духовное и физическое) от общения с обитательницами феями из этого волшебного мира ("Земля таинственно утонченного и одухотворенно прекрасного духа" - так в дословном переводе гласит одна из надписей, увиденных Баоюем в этой стране). Характерны имена обитательниц этих сфер: Небожительница Вразумляющей Грезы (так зовут фею Цзинхуань), Святая, Изливающая чувства, Золотая Дева, Навевающая печаль. Феи надмирных сфер очаровывают и завораживают героя, насылают на него морок. Не случайно место, где герой переправляется через реку, называется брод Заблуждений.
Страна Грез - это не только и не столько обитель блаженства, сколько сфера предчувствий грядущих опасностей и бед, которые подстерегают человека в жизни. Это - предупреждение от иллюзорных соблазнов, в которые, как в тенета, попадает человек, даже если он имеет необычное, "божественное" происхождение, скажем, от чудесного Камня.
Самый страшный соблазн - оказаться в плену иллюзий. Иллюзорные идеалы, беспочвенные стремления, пустые страсти могут завести человека в тупик, из которого он никогда не выберется. Символично, что герой в книге судеб видит палаты, в которых висит мертвая женщина - символ жалкого финала человека. И стихи (в дословном переводе): "Небо чувств, море чувств, все тело объято иллюзорными чувствами". Понятие "Страна Грез" заключает в себе двойной смысл: это и обитель надмирной радости, и юдоль скорби. По буддийской терминологии жизнь человеческая называется "плывущим бытием" (образ, популярный в японской средневековой литературе) - она зыбка, неопределенна, как ускользающее облако и убегающая вода. Радости жизни в конечном счете оказываются химерой. Соприкосновение человека со сферой грез пробуждает у него ощущение зыбкости и ирреальности бытия. Характерно, что в романе часто встречаются словообразы: "зыбкий", "неотчетливый", "призрачный", "смутный" - своеобразные эпитеты "плывущего бытия". Греза - лишь временное, эфемерное утешение человека, это действительно - химера. Образ мира химеры, в котором человек попадает во власть иллюзий, - это важная даосско буддийская концепция, которая пронизывала множество произведений китайского средневековья. Знаменитый Царь обезьян Сунь Укун, поначалу находившийся во власти химеры, в конце концов вырывается из нее (в романе У Чэнъэня это происходит по воле Будды) и постигает Истину (Укун - дословно означает "Постигший Пустоту"). В сущности, так же прозревают герои "Сна…", но это пробуждение происходит не сразу.
Образ Страны Грез тесно соприкасается с метафорой сна, которая также играет огромную роль в романе (она нашла даже свое отражение в названии). Сон (греза химера) - это особое состояние человека, когда он "как бы живет и не живет", то есть находится в состоянии некоего "полубытия". Сон - это своего рода "зеркальный мир", в котором все как бы в действительности, но в то же время все наоборот. Этот "иной" мир - не настоящий, искаженный, потому что он зеркальный и даже "зазеркальный" (напомним об образе Зерцала, которое может высветить жизнь и в то же время исказить ее пропорции). Сон - это все та же коварная химера: сладостная, но опасная. Метафора сна - довольно распространенный художественный прием, что в значительной степени связано с той огромной ролью, которую играла в литературе концепция даоса Чжуан-цзы о сне оборотне ("Сон бабочки"). Кстати, прежние комментаторы подчас напрямую связывали роман Цао с философской притчей о бабочке. Литераторы неоднократно использовали эту метафору в своих сюжетах. Тот же Ван Силянь, например, вспоминал разные виды литературных снов: "тревожный сон" (в драме "Западный флигель"), "злые сны" (в романе "Речные заводи") и прочие. В некоторых сюжетах даосско-буддийская концепция жизни сна как ино-жизни или жизни химеры воплощалась в яркой художественной форме. Например, такую тонкую философскую интерпретацию этой идеи мы видим в повести литератора Лин Мэнчу (XVII в.) о молодом пастухе, которому волхв даос раскрывает волшебную формулу земного счастья. Герой счастлив во сне, но скоро он осознает, что сон - это обольстительная химера, которая стала для него ловушкой. Из за этого сна лишь умножаются земные неудачи и беды героя. Радости сна (а во сне герой становится важным сановником и государевым зятем), причудливо сочетаясь и переплетаясь с бедами в реальной действительности, мешают ему жить. Противоречия между сном и явью становятся его проклятием. Символически звучат и слова комментатора в романе Цао: "Скорбь и радости, как и химера, имеют тысячи форм". И еще: "Химера наполнена чувствами, а чувства полны химер". Жизнь - это сон, поэтому жизнь абсурдна. Скептик Чжияньчжай так и пишет: "Было в древности и существует сейчас одно - сон, и он полон абсурда".
Интересно, что и в романе Цао упоминается множество разных снов: "сон весенний", "сон потаенный", "сон бестолковый", "сон пустой" и другие. Сон нисходит не только на живое существо - человека, но даже на растения. Есть, к примеру, "сон хризантемы", во время которого душа цветка ощущает холод осени. В одном месте романа говорится о сне "иллюзорно пустом", который ассоциируется со "следами инея". Многоликая поэтика сна, разумеется, не случайна. Она воспроизводит атмосферу неопределенности, щемящей тоски, дурного предчувствия. Но во сне герои не только живут, но и "прозревают". Во сне они способны иногда увидеть и узнать то, что в реальной жизни ускользает от их взора; могут задуматься о настоящем и грядущем, как тот злополучный пастух из повести Лин Мэнчу. В одном из стихотворений романа говорится: "Ущербна луна, чистый иней вокруг и Сон, который все знает" (это дословный перевод текста). Уже первые комментаторы романа понимали роль в нем метафоры сна, который "создает смысл и устанавливает норму". Ван Силянь восклицал: "Книга "Хунлоумэн" есть целиком и полностью царство сна". И далее: "Когда я комментировал ее, я на самом деле рассказывал о сне, сам находясь во сне, что подчеркивает нереальность, надуманность сказанного в книге". Гиперболу комментатора (сон во сне) надо понимать и как намек на роль в романе иносказаний, аллюзий, недоговоренностей. Сон - это всего лишь своеобразное изображение бытия, о котором прямо говорить нельзя.
О потаенном смысле отдельных эпизодов, фразеологизмов, выражений говорил еще Чжияньчжай. Его комментарии дали пищу скрупулезным (правда, не лишенным фантазии) исследованиям неясных мест, намеков и символов. Вряд ли беспочвенны, например, утверждения, что фамилии Цзя и Чжэнь в романе - это омонимы слов "ложный" и "подлинный, правдивый". В произведении Цао, где иносказание играет особую роль, мы видим, что лживое и правдивое постоянно меняются местами, одно принимает вид другого, словно подтверждая смысл надписи на вратах Страны Грез, которая гласит, что в жизни людей истинное и ложное взаимообратимы и взаимосвязаны как бытие и небытие, как жизнь и сон. В романе есть герой Чжэнь Шиинь, что дословно означает "Скрывающий подлинные события", и другой персонаж Цзя Юйцунь (иероглифы переводятся как "Деревня лживых слов"; человек этот своим поведением оправдывает такое имя). Есть пик Цингэн, возле которого оказывается Камень, это название созвучно со словом "корень чувств" (намек на жизненные заблуждения камня героя). Огромную роль играет символика имен. Имя одной из служанок Хоци следует понимать как "начало беды", и такая расшифровка его по смыслу отвечает той роли, которая была назначена служанке по сюжету. Поставленные в ряд имена сестер Юань, Ин, Тань, Си прочитываются как своеобразная анаграмма: "С самого начала надобно скорбно вздохнуть". Конечно же, не случайно общее понятие "яшма" в именах Баоюй и Дайюй, где "юй" означает "яшму", или слово "драгоценный" в именах Баоюй и Баочай. Эти словообразы, имена образы подразумевают связь жизненных судеб героев. Для китайского читателя, чувствующего значимость иероглифа, они создают атмосферу загадочности.
Еще в XIX веке говорили, что Цао в романе использовал "изогнутую кисть", что он вынужден был "утаивать истинные дела" (герой, скрывающий подлинные события). К этой эзоповой манере вынуждены были прибегать многие его современники, например, замечательный сатирик У Цзинцзы, который также в иносказательной форме (сатирической манере) изобразил нравы "ученых конфуцианцев", то есть ученой и чиновной элиты. Современный литературовед Чжоу Жучан справедливо пишет, что в произведении "скрываются реальные имена, факты, смещаются даты, местоположения, география и т. д.". Действительно, не в манере Цао открыто называть даже очевидное. Говорится о "Большой столице" (Даду), то есть Пекине, но прямо он ни разу не называется. Поэтому сад Роскошных зрелищ можно искать не только в Пекине, но, например, и в Нанкине, который упоминается в романе. Чжоу Жучан замечает, что реальность у писателя приобретает вид условного, нереального мира, "мира во сне". Такая неопределенность и недоговоренность в повествовании составляет важную особенность художественного метода автора романа, являет обаятельную поэтику его творчества. Сказать о популярности романа "Хунлоумэн" в Китае - значит выразить расхожую истину. Основную фабулу произведения знают в Китае едва ли не все от мала до велика, а главные его персонажи так же любимы, как образы полководца Чжугэ Ляна, царя обезьян Сунь Укуна или героев удальцов с горы Ляншаньбо. Появление романа было огромным событием не только литературным, но и общественным. Оно буквально потрясло все слои китайской интеллигенции. Уже в XIX веке в Китае вышло большое количество подражаний - "продолжений", в которых развивалась тема несчастной (или, наоборот, счастливой) любви, или изображались картины феодального быта, жестоких общественных нравов. Появлялись "варианты" бульварного характера с большой долей эротики. В художественном отношении они не сопоставимы с оригиналом. Сам же оригинал издавался неоднократно, переписывался от руки, любители платили за него громадные деньги. Молодежь особенно зачитывалась романом, стремилась подражать его героям. Находились молодые люди, которые под впечатлением от прочитанного кончали жизнь самоубийством. В конце XIX - начале XX века, когда были сильны антиманьчжурские и бунтарские веяния, "Сон…" воспринимался как острый социальный роман. Изучению его отдали дань многие выдающиеся литераторы и литературоведы: Лу Синь, Ху Ши, Чэнь Дусю, Мао Дунь, Юй Пинбо и другие. Роман тщательно исследовался как образец высокохудожественного литературного стиля. И по сей день его считают эталоном языкового богатства, художественной образности, литературного вкуса и стиля. На базе языка произведения пишутся книги по грамматике, стилистике, фразеологии современного китайского языка. Литературоведы и лингвисты всесторонне изучают его словарь и образную структуру, которая, в частности, замечательно раскрывается в его поэтической части.
В Китае действует Общество по изучению "Хунлоумэн", которое выпускает книги, брошюры, словари, исследования. Несколько раз в году выходят специализированные издания, сборники и журналы, материалы которых посвящены разным аспектам изучения романа, даже самым мельчайшим фактам. Произведение неоднократно инсценировалось. В конце восьмидесятых годов нашего века снят большой (из двадцати шести серий) телесериал, в котором воспроизводятся основные эпизоды романа.
"Сон…" хорошо известен за рубежом. Он переводился (и переводится) на все основные иностранные языки. Ныне в некоторых странах (в Англии, Франции) опубликованы новые, более точные и полные переводы романа. Полный перевод его на русский язык появился еще в пятидесятых годах. В настоящее издание книги внесены значительные изменения, а стихотворная часть сделана заново. Многие места прозаического и поэтического текста уточнены в соответствии с комментариями последних китайских изданий. Читателям предстоит новая встреча с выдающимся памятником китайской классической прозы.